его приятным. Только не допускайте никакой любви — это ни к чему хорошему не приведет. Вот и все. Я боюсь, что Осборн и фартинга не заработает, чтобы содержать жену, пока я жив, а если бы я завтра умер, ей пришлось бы доставать деньги, чтобы освободить имение от долгов. А если мне не следует говорить так, как я только что говорил, — немного резко, что ли, — так это я оттого, что меня столько всего тревожит, о чем никто не знает.

— Я не собираюсь обижаться, — сказал мистер Гибсон, — но давайте хорошенько поймем друг друга. Если вы не хотите, чтобы ваши сыновья приходили в мой дом так часто, как они это делают, скажите им об этом сами. Мне они нравятся, и я рад их видеть, но, если они будут и дальше приходить, вы должны будете принять последствия, какими бы они ни были, и не винить ни меня, ни их за то, что может произойти при частом общении между двумя молодыми мужчинами и двумя молодыми женщинами. И более того — хотя, как я сказал, в настоящее время я не вижу ничего похожего на то, чего вы опасаетесь, и обещал вам сказать о первых же мною замеченных симптомах, однако дальше этого я не пойду. Если в будущем возникнет какая-либо привязанность, я не стану вмешиваться.

— Я бы особенно не возражал, если бы Роджер влюбился в вашу Молли. Он крепко стоит на ногах, а она на редкость милая девушка. Моя бедная жена очень ее любила, — ответил сквайр. — Я думаю об Осборне и имении!

— Ну, так накажите ему не приезжать к нам. Мне будет жаль, но вы будете чувствовать себя спокойно.

— Я подумаю об этом. Но с ним трудно иметь дело. Мне всегда надо как следует распалиться, прежде чем я могу откровенно высказать ему, что думаю.

Мистер Гибсон уже выходил из комнаты, но при этих словах он повернулся и положил руку на плечо сквайра:

— Послушайтесь моего совета, сквайр. Как я сказал, ничего тревожного пока что не случилось. Бережение лучше, чем лечение. Поговорите с Осборном, но поговорите мягко и сделайте это без промедления. Я пойму, как обстоят дела, если он несколько месяцев не будет показываться у меня в доме. Если вы поговорите с ним мягко, он примет совет как от друга. Если он сможет убедить вас, что опасности нет, конечно, пусть приходит, как обычно, когда пожелает.

Разумеется, прекрасно было дать сквайру этот хороший совет, но, поскольку Осборн уже заключил именно такой брак, какой был решительно неприемлем для его отца, совет подействовал не совсем так, как надеялся мистер Гибсон. Сквайр начал разговор с необычным для него самообладанием, но быстро пришел в раздражение, когда Осборн стал оспаривать право отца на вмешательство в любой брак, какой он сочтет нужным заключить, и оспаривал его с известной степенью упрямства и усталости от предмета разговора, что довело сквайра до одного из его приступов гнева, и, хотя при последующем размышлении он вспомнил, что получил от сына клятвенное обещание никогда не думать ни о Синтии, ни о Молли как о будущей жене, все же отец с сыном прошли через одну из тех ссор, что отчуждают людей друг от друга на всю жизнь. Оба сказали много горького друг другу, и, если бы братская привязанность между Осборном и Роджером не была так сильна, между ними тоже могло бы возникнуть отчуждение вследствие высказанного сквайром преувеличенного и необдуманного сравнения их характеров и поступков. Но как Роджер в детстве слишком любил Осборна, чтобы завидовать похвалам и любви, которые старший сын, красивый и умный мальчик, получал в укор его собственной непривлекательности, неловкости и медлительности, так теперь Осборн всеми силами сопротивлялся чувству зависти и ревности, но его усилия были сознательными, тогда как отсутствие зависти у Роджера было простым следствием привязанности, и в конце концов бедный Осборн впал в мрачность, слабея душой и телом; при этом оба, и отец и сын, скрывали свои чувства в присутствии Роджера. Когда он приехал домой накануне отплытия, деятельный и счастливый, сквайр заразился его энергией, а Осборн приободрился и был весел.

Время терять было нельзя. Он отправлялся в жаркий климат, и надо было воспользоваться всеми преимуществами зимнего времени. Вначале он должен был посетить Париж и провести собеседования с несколькими из тамошних ученых. Кое-что из его снаряжения, инструментов и прочего должно было следовать за ним в Гавр, откуда ему предстояло отплыть после завершения дел в Париже. Сквайр изучил все его договоренности и планы и даже пытался в послеобеденных беседах вникнуть в вопросы, связанные с исследованиями, которые сын собирался предпринять. Но приезд Роджера домой мог продлиться только два дня.

В последний день он отправился в Холлингфорд раньше, чем было необходимо, чтобы поспеть на почтовую карету до Лондона, — ему нужно было проститься с Гибсонами. Он был слишком занят в последнее время, чтобы иметь возможность подолгу предаваться мыслям о Синтии, но ему не было надобности заново размышлять на эту тему. Ее образ, как награду, ради которой надо трудиться, «служить за нее семь лет и еще семь лет», [76] он хранил священным и неприкосновенным в своем сердце. Конечно, очень плохо, что он уезжает и расстается с ней на два долгих года, и по пути он много думал о том, насколько будет оправданным говорить ее матери, быть может, даже говорить ей самой, о своих чувствах, не ожидая от нее ответа, более того — делая невозможным любой ее ответ. Но она будет знать, по крайней мере, как нежно она любима тем, кто сейчас далеко, как во всех трудностях и опасностях мысль о ней будет путеводной звездой высоко в небесах и так далее, и так далее, ибо, со всей свойственной влюбленному быстротой воображения и банальностью фантазии, он называл ее звездой, цветком, нимфой, колдуньей, ангелом или русалкой, соловьем, сиреной — по мере того, как то или иное ее свойство представлялось ему.

Глава 34

Ошибка влюбленного

Был полдень. Молли ушла на прогулку. Миссис Гибсон отправилась нанести несколько визитов, Синтия, ленясь, не пожелала сопровождать ни ту ни другую. Ежедневные прогулки не были для нее необходимостью, какой они были для Молли. В особенно хороший день, с приятной целью или когда ей просто приходила такая фантазия, она могла уходить очень далеко, но это были исключения, обычно же она не расположена была отвлекаться от своих домашних занятий.